Он бесит Барнаби до зубовного скрежета.
Когда продюсеры уговаривали Барнаби поработать в паре с другим Героем, он согласился, считая, что никакой напарник не помешает ему зарабатывать очки и не затмит собой восходящую звезду «Хиро-ТВ». Он был уверен, что способен легко стерпеть рядом с собой любого из пестрой компании Героев Первой лиги.
Но к этому человеку он оказывается не готов.
Барнаби Брукс-младший делает несколько глубоких вдохов в тщетной надежде успокоиться и подходит к креслу, в котором развалился напарник, закинув ноги на стол и накрыв лицо журналом с дурацкими подростковыми комиксами. Главное — держать себя в руках…
— Ты разве не слышал вызов?
— А? — из-под журнала показывается вначале шапка серебристых кудрей, затем глаза, цветом и выразительностью украсившие бы дохлую рыбу. — Это ты, Банни-кун?
— Меня зовут Барнаби, а не Банни! — у Барнаби уже начинают чесаться кулаки от желания стереть с этой унылой физиономии раздражающе-идиотскую улыбочку. — И Агнесс очень недовольна, что ты не откликаешься на ее вызов. Твой браслет исправен, Гинтоки-сан?
Саката Гинтоки несколько мгновений разглядывает свой браслет Героя — белый с синей каймой — потом пожимает плечами и с одухотворенным выражением на лице начинает ковыряться в ухе. За такие манеры Барнаби готов убивать.
— Ой, ой, Банни-кун, подумаешь — звук слегка прикрутил! Ты же все равно придешь и предупредишь меня. Вот если бы ты еще приносил Гин-сану пакет клубничного молока…
Барнаби злится и думает, что готов принести напарнику чертово молоко лишь для того, чтобы вылить на его пустую голову.
— Нам пора идти, Гинтоки-сан! — голос Брукса-младшего сух и надменен, а стекла очков становятся зеркальными. Он разворачивается и направляется в сторону лаборатории Сайто, не удосуживаясь проверить, идет ли за ним Гинтоки. За спиной раздаются тяжелые вздохи, обиженное сопение и шарканье подошв — идет, как миленький.
— Банни-кууун! — Барнаби сначала хватают за самый кончик рукава куртки, а потом наваливаются на плечо и сопят уже в самое ухо. — Ну почему ты такой зануда, а Банни-кууун?
— Мое имя — Барнаби! — отрезает Брукс-младший и ускоряет шаг, изо всех сил стараясь не вслушиваться в заунывные жалобы напарника на тяжелую жизнь и «жестокого и черствого Банни-куна». Гинтоки не прекращает свое нытье даже во время облачения в костюмы; его голос во внутреннем динамике шлема зудит сонной мухой, бьющейся в оконное стекло, и Барнаби с трудом удается держаться с обычной невозмутимостью.
В такие моменты он как никогда жалеет, что согласился работать с напарником.

Все меняется, когда по каналам связи раздается фирменное «Бонжур, Герои!», и Агнесс инструктирует их перед отправкой на задание — очередной преступник-НЕКСТ, очередные пострадавшие горожане, очередной будничный подвиг. Гинтоки всегда выслушивает Агнесс с неожиданной молчаливой серьезностью, первым взбирается на их с Барнаби спаренный мотоцикл и бросает напарнику с едва заметной усмешкой в голосе:
— Ну что: поедем, надерем им задницы, а, Банни-кун?
И Барнаби молча глотает свою обычную отповедь, заводит мотор и мчит их с бешеной скоростью по улицам Штернбилда. Потому что сейчас рядом с ним — не раздражающий лентяй, сладкоежка и вечный подросток Саката Гинтоки, а Герой, известный как Белый Демон. Герой, которому наплевать на рейтинги, шумиху в прессе и количество баллов, но не плевать, когда страдают люди, которых он поклялся защищать.
У них одинаковые НЕКСТ-способности — пятиминутная Сила Сотни, — они идеально чувствуют друг друга во время боя, слаженно двигаясь и вовремя прикрывая спины друг другу. Каждый не один десяток раз спасал другого… ладно, Гинтоки спасал Барнаби гораздо чаще, чем тот — его. И почему-то всегда ненавязчиво выдвигал напарника на передний план — или сам отступал на задний, — помогая заработать несколько очков или восторг поклонниц. А как только преступник был арестован и передавался в руки полиции — исчезал вообще, оставляя Барнаби самого давать интервью и купаться в лучах славы.
Вот и сейчас Барнаби Брукс, Герой без маски, привычно отулыбавшись в камеры журналистов, наконец получает долгожданную возможность вернуться на базу Героев. Гинтоки там, естественно, уже нет: он или пьет в любимом баре в компании Антонио, или поглощает клубничное парфе в кондитерской с кем-то из девочек, или обсуждает с Иваном очередной томик манги, или… Барнаби пожимает плечами. Его не удивляет всеобщая любовь остальных Героев — да и многих обычных людей! — к его легкомысленному напарнику: тот легко располагает к себе окружающих, не прикладывая ни малейших усилий для того, чтобы понравиться. Иногда кажется, что именно Белый Демон — настоящий король Героев, и официальные рейтинги тут не причем. Сам же Барнаби так и держится особняком, не сближаясь с товарищами по команде — так проще. Не подпускать близко. Не раскрываться. Не привязываться.

Он почти не удивляется, застав перед дверью собственной квартиры знакомую фигуру в белом худи с волнистым голубым узором.
— Банни-кун?
«Я — Барнаби!» — пытается ответить Брукс-младший, но молчит, встретив внимательный и теплый вишневый взгляд. Гинтоки застенчиво улыбается, чешет в затылке и слегка пинает носком черного сапога объемистый пакет из ближайшего супермаркета.
— Гин-сану стало одиноко этим вечером, и он вспомнил, что кое-кто тоже грустит по вечерам в своей огромной квартире. Вместе будет веселее грустить, да, Банни-кун?
— Когда ты уже выучишь мое имя, Гинтоки-сан? — тяжело вздыхая, сдается Барнаби и впускает гостя в квартиру. Тот осваивается в незнакомом жилище с легкостью и непринужденностью кота, выгружает на кухонный стол любимое вино Барнаби и обычные для себя сладости, виртуозно разливает алкоголь по бокалам и неумолчно говорит — обо всем и ни о чем. И Барнаби, сам того не замечая, расслабляется, растворяется в алкогольном мареве и звуках чужого теплого голоса, в котором — нотки шоколада и клубники, беспечный добрый смех и уверенность, что все будет хорошо…
Он глядит на Гинтоки сквозь ресницы, и на мгновение ему кажется, что тот окутан едва различимым сиянием, сходным с голубой аурой активированной силы НЕКСТа. Единственная разница — в цвете: оно не привычно голубое, а больше похоже на лунный свет, запутавшийся в серебряных кудрях. Этот призрачный свет не кажется холодным; он тихо и ненавязчиво проникает под ледяную корку, которой Барнаби ограждает свою душу от внешнего мира, растапливает ее, шепчет: «Эй! Ты больше не один!»
И Барнаби Брукс проваливается в сон, привычно удивляясь тому, как в одном человеке могут сочетаться кошмарные раздражающие привычки и серебряное сияние души. Барнаби это бесит — до зубовного скрежета.
Но теперь он согласен с этим мириться.

* * *

В жизни Хиджиката Тоширо готов довольствоваться немногим: острым клинком верной катаны, крепким табаком «Майоборо» и любой условно съедобной пищей — лишь бы ее покрывал толстым слоем майонез. Круг общения, ограниченный Кондо-саном и другими членами Шинсенгуми, его тоже вполне устраивает.
Однако человек предполагает…

С ним Хиджиката, казалось, сталкивается везде, куда бы ни пошел. Кабураги Котецу, мастер на все руки, постоянно встречается ему в закусочных, кино, онсене, и просто на улицах Эдо, доброжелательно улыбаясь и лучась мелкими морщинками вокруг медово-карих глаз.
— Йо, Хиджиката-кун!
Бестолковый, раздражающий, так и не повзрослевший в свои тридцать с хвостиком — но назвать его стариком или мадао ни у кого не повернется язык. Котецу постоянно влипает в неприятности, но смеясь из них выпутывается; не гнушается никакой работой, которая может принести пользу окружающим — даже если у окружающих другое мнение на этот счет.
Его любят и дети, и взрослые, а необъяснимый успех у женщин его самого, кажется, пугает. В Шинсенгуми он почти свой: Кондо-сан жалуется Котецу на неудачи с Отаэ, а тот утешает и дает ценные советы — со стороны они выглядят почти как братья. Сого уважительно зовет его «данна» и только в его обществе забывает, что он типа садист. Рядовые и офицеры всегда рады, когда Котецу-сан заглядывает в гости, и только Хиджиката не испытывает восторга. Но он и не подумает отдать приказ не пускать босса Йорозуи на территорию казарм.
Потому что у них общая тайна.

…В тот вечер Хиджиката возвращается в штаб в одиночестве и нарывается на засаду. Джои явно многовато на него одного, но и Они-но-фукучо его не за красивые глаза назвали. Хиджиката, таки поймав удар катаной по руке, отступает вплотную к стене и готовится продать свою жизнь подороже, как к нему неожиданно приходит помощь.
Переулок, в котором он сражался с нападающими, оглашает какой-то тигриный рык, и из темноты с боккеном в руках выскакивает Котецу. Собранный, опасный, двигающийся с грацией хищного зверя и сверкающий бешено-желтым взглядом тигра — и сейчас его имя подходит ему, как никогда. Хиджиката не может не оценить мастерства, с которым Котецу обращается со своей деревяшкой, и неожиданно понимает, кто на самом деле прикрыл ему спину.
Дикий Тигр, самый старший из знаменитой Четверки Джои, бесследно пропавший после окончания войны с аманто. Тот самый, чьему боевому рыку стоило только раздаться над полем боя, как у аманто начинали подгибаться конечности от страха. За чью голову до сих пор была назначена награда — «живым или мертвым»…
Хиджикате плевать на награду.
Тогда Котецу остается с ним рядом, даже когда драка уже закончилась, — и когда Хиджиката наконец-то смог вызвать подкрепление. С неожиданной настойчивостью утащив его с места происшествия — «без тебя справятся, Хиджиката-кун!» — отводит к себе в Йорозую, перевязывает руку, готовит вкуснейший жареный рис, который Хиджиката пробовал в своей жизни, и щедро поливает майонезом не только порцию гостя, но и свою собственную.
И это поражает Хиджикату гораздо больше, чем его боевые навыки.
Потом они долго сидят в темноте с бутылкой саке на двоих, Хиджиката курит сигарету за сигаретой и мучительно раздумывает о том, что же ему теперь делать с Кабураги Котецу. А тот, вздохнув и привычным движением растрепав волосы, говорит:
— Что-то кончается, а что-то начинается, Хиджиката-кун. Моя война закончилась семь лет назад, твоя — идет до сих пор. Я не жалею о прошлом, но и не живу им. Больше всего я бы хотел и дальше помогать людям… если мне это позволят, конечно.
Лица Котецу не видно в сумраке комнаты, но легко можно догадаться, какое у него сейчас выражение — «я знаю, что ты знаешь…» Хиджиката, может, и знает, но проверить неожиданную информацию никогда не помешает. Тем не менее, он не торопится уйти, пока саке не кончается в бутылке, а на улице не занимается рассвет.

На следующий день все подтверждается: Хиджиката долго разглядывает архивный файл с нечеткой фотографией — на ней Котецу выглядит его ровесником. Затем вызывает Ямазаки и отдает в полголоса приказ. На лице подчиненного отражается сначала изумление, потом понимание, а, выскальзывая из комнаты заместителя командующего, штатный шпион Шинсенгуми благодарно улыбается. Хиджиката предпочитает сделать вид, что ничего не замечает.
В конце дня он заходит в свою любимую закусочную и видит картину маслом: Котецу, сидящий за стойкой, неуклюже переворачивает на себя бутылку с остатками майонеза и теперь растерянно чешет в затылке. Потом расплывается в улыбке и со словами «Эх, не пропадать же добру!» тщательно собирает соус с подола юкаты и бережно слизывает с длинных смуглых пальцев.
— Любите майонез, данна? — добродушно интересуется хозяин закусочной, подвигая ближе к клиенту упаковку бумажных салфеток и полную бутылочку «Кьюпи».
— Если что-то и способно примирить меня с присутствием на Земле аманто, это только то, что они познакомили меня с майонезом! — счастливо смеется тот, пытаясь оттереть салфеткой жирное пятно с одежды.
Хиджиката фыркает, и Котецу, быстро обернувшись, машет ему рукой:
— Йо, Хиджиката-кун! Проходи, присаживайся!
Он по-прежнему ведет себя так, будто весь мир принадлежит ему, и он готов щедро делиться им со всеми окружающими… только глаза выдают его настоящие чувства: тревогу и принятие любого удара судьбы. Хиджиката подходит к стойке и говорит, перекидывая ногу через лавку:
— Подвинься, Котецу-сан!
Тот освобождает ему немного места, внимательно вглядывается в глаза и широко улыбается, лучась облегчением и благодарностью.
— Тебе — как обычно? Выпьешь со мной, Хиджиката-кун? Я угощаю!
Хиджиката кивает и улыбается в ответ — чуть-чуть, уголками губ — а Котецу, едва шевеля губами, беззвучно выдыхает «спасибо». И тут же начинает травить бесконечные байки из своей жизни: как квартирная хозяйка грозится выкинуть его за задержку арендной платы и поломку мебели девчонкой-ято — а ведь на самом деле старуха Отосэ относится к беспокойному жильцу как к непутевому, но любимому сыночку. Но Хиджиката слушает его со скучающим вниманием, иногда даже одобрительно хмыкая. Хотя мысль о том, правильно ли он поступает, покрывая государственного преступника, постоянно крутится на границе сознания, словно надоедливый попрошайка у двери в гостиницу.

Но Кабураги Котецу не о чем беспокоиться: Хиджиката как следует постарался уничтожить все документальные свидетельства того, что нелепая фигура с боккеном за поясом зеленой юкаты, с регулярностью влипающая в неприятности в желании помочь всем вокруг, — и есть знаменитый Дикий Тигр Джои.
Просто потому, что человек, так искренне обожающий майонез, не может быть плохим по умолчанию.