Итоги зимы

пятница, 19 марта 2021

13:25

jihiri_kuro

Эта битва оказалась менее продуктивной, чем лето… увы мне! :depress2:

Хотя команда заваливала меня сирцами и за тот мизер, что я принесла, мне стыдно, что нишмогла родить миди :bricks:

Ну да ладно, доживем до лета! :fls:

Лучи любви, сирдец и котят моим дорогим сокомандникам:
Silkary, Another_RoS_Fan, Ambero4ek, alisahansen, Zhenjka, simon_de_bellem, мисс Дженни Рен, Glaubchen, Лера Из Скайфолл и Шиерра Мы лучшие! :gh:

Название: Что-то кончается, что-то начинается
Фандом: Robin of Sherwood
Размер: драббл, 810 слов
Пейринг/Персонажи: Робин Локсли, Гай Гизборн, Мач
Категория: джен
Жанр: AU, слайс-оф-лайф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: почему Робин из Локсли Робин Гудом стал
Примечание: написано по заявке Получился оммаж пану Сапковскому

~~kurwa mac~~

Впервые они встретились лицом к лицу в очень неудачный момент: когда Робин, ругаясь на чем свет стоит, тащил на плечах подстреленного Мачем оленя. Братец душевного спокойствия не добавлял — спотыкаясь ковылял сзади и без конца ныл: «Робин, я не могу… я больше не могу…» Постоянно приходилось притормаживать и дожидаться его — и, конечно, ничем хорошим это закончиться не могло.
Их нагнали быстро — даже брошенная по дороге туша оленя не помогла. Робин напрасно надеялся, что шервудская чащоба окажется помехой всадникам — только не этим. Большинство из десятка вооруженных стражников в синих плащах были обычными саксами — опасными, но не настолько, как их предводитель.
«Никогда не пялься на них и даже не думай смотреть им в глаза, понял?» — некстати вспомнились наставления отчима, щедро сдобренные воспитательной зуботычиной и веющим от слов липким страхом. И Робин старался не пялиться — разве что иногда, украдкой, — а теперь и вовсе уставился на прошлогоднюю листву под ногами. Нельзя сказать, что это помогло.
— Ты знаешь, кто я, dh'oine? — вопросил ленивый низкий голос, пробирающий до ледяных мурашек.
— Милорд Гизборн? — Робин все же рискнул поднять взгляд и замер — словно на клинок, напоровшись на чужой: льдисто-голубой, пронзительный, нечеловеческий.
Надо же: он все-таки посмотрел ему в глаза, и ничего страшного не случилось!
— Верно. Как твое имя, раб?
А вот этого Робин уже не стерпел и, забыв все слышанные предупреждения и советы, запальчиво ответил:
— Я не раб, а свободный человек!..
«…Не то что ты, остроухое отродье дьявола!» — ему хватило благоразумия на то, чтобы не произнести эти слова. А вот справиться с лицом, на котором все его мысли словно отражались гигантскими буквами, опять не получилось.
— Thaess aep! Я сказал «раб» — значит, раб! — увесистая оплеуха кольчужной рукавицей едва не сбила Робина с ног и не лишила парочки зубов. За спиной скулил от ужаса Мач, вокруг сомкнулось кольцо из молчаливых всадников, только и ждущих команды изрубить неудачливых браконьеров, а Робин все смотрел на ненавистное лицо, неправдоподобно идеальное в своей невозмутимости, словно лик статуи. И чувствовал, что многолетний закоренелый страх перед проклятыми чужаками отступает.
И это чувство не пропало даже после короткой перепалки: «Как твое имя?» — «Робин из Локсли» — «Нет такого места — Локсли!» — «Я там родился!» А ведь раньше он до икоты испугался бы одной мысли о том, чтобы даже возражать кому-нибудь из них. А сейчас даже не боялся угрозы наказания за подстреленного в королевском заповеднике оленя! Вот только Мач… Глупый братец опять ни к месту вмешался в разговор — и вот результат: их обоих связали и потащили в замок.
Правда, могло быть и хуже: другой повесил бы на ближайшем суку без лишних проволочек. Хорошо, что Лесничий Гай строго придерживается буквы закона, в отличие от своих сородичей.

* * *

…Их называли норманнами — потому что они приплыли в Англию именно с берегов Нормандии. Но откуда они прибыли в мир Господень на самом деле — не знал никто. Поговаривали, что они действительно дети дьявола — или те самые фэйри из древних сказаний. Но слишком уж отличались пришельцы от своих собратьев из легенд: они были не проказливыми и пугливыми духами природы, а суровыми воинами и жестокими захватчиками. Больше века их короли железной рукой правили завоеванными землями, а их вельможи и рыцари презирали саксов — как благородных, так и чернь, — не считая bloede dh'oine ровней себе.
Жители Ноттингема и его окрестностей ежедневно на собственной шкуре испытывали всю прелесть владычества норманнов — или, как те сами себя называли, aen seidhe. Особенную ненависть вызывал даже не шериф, а его помощник, Гайаэль из Гизборна, более известный как Лесничий Гай. Высокий, широкоплечий, белокурый и голубоглазый, разъезжающий по округе на злобной черной твари, по недоразумению считающейся конем, он на первый взгляд казался человеком — до тех пор, пока не снимал шлем. Вот тогда его природу и выдавали остроконечные уши, отличающие всех норманнов-сидхе — впрочем, рыцарь никогда не скрывал своего происхождения, а надменным отношением ко всем саксам выделялся даже среди своих соплеменников. С тех пор, как он стал сначала лесничим в королевском заповеднике, а потом и помощником шерифа Ноттингема, у многих жителей графства настали черные дни. От него не было спасения ни браконьерам, ни недоимщикам, ни нерасторопным замковым слугам, ни провинившимся стражникам. Поговаривали, что красивым женщинам и девицам — тоже, но это как раз было неудивительно: винить стоило его воистину дьявольскую красоту сидхе. Единственными, кто находил управу на рыцаря из Гизборна, были сам шериф и его брат, настоятель аббатства св. Марии, тоже норманны.
…Тычок в спину отправил Робина в недолгий полет в гостеприимные объятия замковой темницы. Упав на устеленный несвежей соломой пол, он обнял рыдающего от страха Мача — тот с детства боялся темноты — и с ненавистью уставился вверх, на прикрывающую яму решетку. Естественно, привели и бросили их сюда простые стражники, но Робину все равно казалось, что из темноты на него смотрят нечеловеческие ледяные глаза Лесничего Гая.
«Ничто не забывается, — вдруг ясно подумалось Робину. — Мы — люди и мы должны быть свободными. И мы еще повоюем за свою свободу, слышишь, ты, остроухий дьявол?!»
Он не знал, откуда пришла эта мысль, но почувствовал, что она правильная — ведь что-то кончается, а что-то начинается. И для него, Робина из Локсли, именно сейчас начиналось что-то новое и важное.

Название: Долгое падение
Фандом: Robin of Sherwood
Размер: мини, 1104 слова
Пейринг/Персонажи: Гай Гизборн, упоминаются Робин Гуд, братья де Рено, Бертран де Нивель
Категория: слэш
Жанр: слайс-оф-лайф, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: пять раз, когда Гай Гизборн отверг ухаживания, и один, когда на них согласился
Примечания: автор вдохновился рейтинговыми мини с прошлогодней летней битвы «Удачное свидание» и «Теория и практика»

Пять раз, когда Гай не, и один, когда да

С тем фактом, что он привлекает не только женщин — что очень приятно! — но и представителей своего пола — а это уже не очень! — Гай столкнулся довольно рано.
Первый раз это случилось в бытность пажом у Глостера — ему только стукнуло двенадцать. Капеллан отругал его за неподобающее поведение на мессе — хотя Гай не хрустел утащенными с кухни яблоками на всю церковь, не надо наговаривать! — но потом пообещал никому не говорить, если мастер Гай зайдет к нему в ризницу вечерком и выслушает несколько мест из Святого Писания. При этом смотрел таким взглядом, какого от него свежезажаренный окорок не удостаивался, и умудрился пару раз за задницу лапнуть, кабан в рясе! Гай мысленно наградил неуемного церковника парочкой хитроумных пассажей, подслушанных у пьяного капитана замковой стражи, а вслух, опустив очи долу, как и положено благонравному отроку, заявил, что очень-очень любит Священное Писание. Особенно то место, в котором говорится о геенне огненной, куда непременно угодят после смерти все прелюбодеи и содомиты. И пока капеллан удивленно хватал ртом воздух и пучил глаза, как вытащенная из пруда рыба, добавил, что придет обязательно и даже еще парочку пажей с собой пригласит. Чтобы и они смогли приобщиться к слову Божию, а то нехорошо лишать товарищей такой благодати. Отец Томас так и не нашелся с ответом и не рискнул остановить Гая, когда тот почти сбежал, сославшись на поручение одного из рыцарей. И эта дерзкая выходка осталась безнаказанной, потому что на следующий день капеллан, будучи пьяным, свалился с лестницы и сильно расшиб голову. На излечение его отправили в ближайший монастырь, откуда он так и не вернулся, а в замке появился другой капеллан, который совсем пажами не интересовался — к большой Гаевой радости.
Второй случай приключился с Гаем накануне его пятнадцатилетия — и как раз после первой пирушки, к которой были допущены оруженосцы. Заезжий менестрель, услаждавший общество пением и игрой на лютне — и то, и другое, по мнению Гая, было так себе, — подкараулил его в темном коридоре на пути из уборной. Уже прилично пьяный провансалец прижал его к стене и прямо предложил «обладателю самых прекрасных синих глаз на этом острове» позволить стать своим проводником в волшебный мир любви. Гай, которого как раз на прошлой неделе уже ввела в означенный мир разбитная помощница кухарки Кэтрин, в изысканных выражениях отказался, подкрепив свои доводы парой ударов в живот: не портить же певуну лицо — а то еще петь не сможет, и граф расстроится! Когда же это не возымело эффекта, и распаленный менестрель пообещал непременно навестить Гая ночью и сорвать прекраснейшую из северных роз, то в ответ услышал заверение встретить его со всем радушием. Ибо Гай давно мечтал проверить: правда ли, что лишенный мужского члена и яиц певец приобретает необычайное сладкоголосие. Ответить тот не успел: подбежавший слуга недовольным тоном сообщил, что благородные лорды и леди заскучали без музыки, и Гай воспользовался этим вмешательством, чтобы сбе… эээ… тактически отступить. Осуществил ли менестрель свою угрозу навестить его или нет, он так и не узнал, потому что эту ночь провел на сеновале в обществе все той же Кэтрин.
Третьим на его невинность попытался покуситься де Нивель — уже в Нормандии. Правда, выбрал для этого весьма неудачное время: Гай был очень занят, пытаясь проблеваться после пирушки по случаю удачного завершения осады Аржантана. Вот говорили знающие люди, что не стоит объедаться, если перед этим голодал… Впрочем, о том, что за ним вздумается приударить главарю брабансонов, Гая никто не предупредил, поэтому от неожиданности он отреагировал ударом меча: Нивелю еще ужасно повезло, что он плохо соображал и из ножен оружие вытащить не догадался. Потом они долго и со вкусом переругивались, уже снова сидя за столом в компании других брабансонов, с одобрением хлопавших Гая по плечам и восхищавшихся количеством влезавшего в него вина. Разнообразие усвоенных им ругательств, судя по всему, тоже внушало немалое уважение. Поутру оба сделали вид, будто ничего не произошло, и Гай вздохнул с облегчением: убивать человека, которого накануне сам спас в бою, ему не хотелось. А де Нивель быстро переключился на не успевших сбежать подальше местных женщин, и неприятная история канула в Лету. Вместе с самим де Нивелем.
Номером четвертым в жизни Гая стал аббат Хьюго де Рено — вот везет же ему с церковниками, срань господня! Тот действовал исподтишка, ограничиваясь двусмысленными намеками и недвусмысленными взглядами рыбьих глаз навыкате, но даже так ничего, кроме отвращения, не вызывал. Это был трудный случай: человека, к которому его отправил служить сеньор, нельзя было ни ударить, ни обругать, используя свой довольно богатый запас нецензурных слов и выражений. Поэтому Гай, недолго думая, просто прикинулся не понимающим намеков идиотом, что оказалось отличной тактикой — и не только в деле поползновений на его невинность. Так он и выкручивался некоторое время на службе у аббата, а потом продолжил уже в должности помощника Роберта де Рено, шерифа Ноттингемского. Ставшего уже номером пятым — братцы в этом отношении друг друга стоили. Всю свою нерастраченную страсть к Гаю они расходовали на оглушительные вопли, ругань по поводу его некомпетентности и тупости, а также обмен ядовитыми колкостями и ревнивыми намеками — уже между собой. И Гая вполне устраивали эти высокие отношения, пока в его жизни не появился Робин Локсли, более известный как Робин Гуд.
Вот с ним отношения сразу попали в нужное русло: Гай ловил Локсли, чтобы вздернуть, — Локсли ловил Гая, чтобы поиздеваться. Они азартно ненавидели друг друга, обмениваясь ударами мечей и насмешками. Полная идиллия, что ни говори, но чего-то определенно не хватало.
Каково же было удивление Гая, когда Локсли вдруг перестал испытывать интерес к содержимому его кошелька и обратил этот интерес уже лично на него! Он внезапно выскакивал на дорогу чуть ли не перед носом его коня и заводил разговоры о погоде и видах на урожай. У него всегда с собой очень кстати оказывался то бурдюк со свежайшим элем, то несколько яблок — любимого Гаем сорта. Он заразительно смеялся, сверкал зеленым взглядом фэйри из-под темной челки, но так и не осмеливался прикоснуться или намекнуть, и Гаю надоело делать вид, что он ничего не понимает. Поэтому он с солдатской прямотой спросил Локсли, какого дьявола ему надо. На что получил такой же прямой ответ — какого именно.
От откровений разбойника Гай оторопел, но почему-то не стал ни ругаться, ни хвататься за меч — чем немало удивил в первую очередь себя самого. В конце концов, может, это судьба у него такая? Воплощение его судьбы переминалось с ноги на ногу, шмыгало носом и пялилось на него влюбленными глазами, но даже не пыталось распускать руки. И было довольно привлекательным, чего скрывать! Гай представил перекошенные от ревности физиономии братьев де Рено, удивление булькающего в адском котле де Нивеля, полные зависти вытаращенные глаза бывшего капеллана Глостеров и безымянного менестреля, где бы их черти в данный момент ни носили, и понял, что это не просто хорошо, а прекрасно! Потому что если Гаю и суждено упасть во грех с мужчиной, то он сам, черт побери, выберет, с кем будет падать!
И Робин Локсли в качестве спутника падения его вполне устраивает.

Название: Утром забудутся радости ночи
Фандом: Robin of Sherwood
Размер: драббл, 605 слов
Пейринг/Персонажи: Назир/Лилит
Категория: гет
Жанр: пропущенная сцена, драма, PWP
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: спойлер
Краткое содержание: никто не смеет угрожать тому, кому Назир поклялся в верности
Примечание: специально для анона, жаловавшегося на инсайде в треде визуала на недодачу Назира ~~и избыток Гизборна~~. В тексте цитируется «Романс о неверной жене» Ф. Г. Лорки

Утро добрым не бывает

Когда все закончилось, Назир перевернулся на спину и перевел дух. Легкую ткань шатра над головой шевелил ветерок, просыпающиеся лесные обитатели на разные голоса приветствовали наступление утра. Новый день всем приносит новые заботы — пора бы вернуться к своим, пока не хватились.
Назир со вкусом потянулся и сел на ложе. Окинул взглядом тело женщины, лежащей рядом — о, как давно у него не было подобной! Назир уже не ожидал встретить на туманных негостеприимных землях Англии женщину, способную так щедро — и со знанием дела! — одарить мужчину собой. А служа барону де Беллему, даже не предполагал, что подобное сокровище ходит совсем рядом — только руку протяни. Лилит, прекрасная, как пери, коварная, как ядовитая змея… Говорят, в священных книгах иудеев этим именем зовется демон похоти. Почему же она не обращала внимания на слугу де Беллема — и внезапно проявила настойчивый интерес уже к одному из шервудских разбойников? Только ассасины не ведают страха и не боятся принять брошенный вызов — потому в один из теплых летних вечеров Назир незаметно выскользнул из лагеря и пробрался тайной тропкой к бывшим владениям бывшего же господина.
Она манила к себе, стоя перед приподнятой завесой у входа в шатер. Подносила драгоценный кубок с вином — Назир лишь сделал вид, что пьет, но она не решилась принуждать его. Ее смех ласкал слух мелодией серебристого колокольчика в такт позвякивающим украшениям — единственной ее одежды этой ночью. Она не стеснялась наготы, уверенно раскрываясь перед ним, предлагая оценить свои прелести по достоинству — и Назир оценил. Кудри, рассыпавшиеся по подушке — их так приятно собрать в горсть и намотать на кулак. Грудь, удобно укладывающуюся в ладонь. Тонкий стан, созданный Всевышним для объятий. Атласную кожу бедер, скрывавших меж собой воистину райские врата. И Назир вошел в них победителем в захваченный город — сначала пальцами, затем языком, а когда она, нетерпеливо застонав, потянула его вверх — проник ее лоно своим мужским естеством. О, она не лежала неподвижно, подобно многим местным женщинам, способным привести мужчину в отчаяние своей глупой христианской скромностью. Она двигалась под ним — и навстречу ему — с такой страстью, что сами собой вспомнились слова поэта: «И лучшей в мире дорогой до первой утренней птицы меня этой ночью мчала атласная кобылица». И эта бешеная скачка продолжалась вечность — и еще немного. А потом Назир, целуя сладкие, словно мед, губы, вгляделся в ее глаза — сверкающие, манящие, лживые. И увидел в них сталь летящего в сердце клинка.
Назир провел ладонью по телу Лилит — от подбородка до низа живота, потом обратно — и невольно задержался под левой грудью. Пальцы сами собой нащупали ровный след от кинжала, обвели края глубокой раны, окрасившись алым — и так же бездумно потянулись выше, к удивленно приоткрытым губам. Кровавый мазок резко выделился на бледном лице — словно внезапно расцветший на снегу мак. Красиво и неправильно. Назир некоторое время любовался этим контрастом, а затем укрыл Лилит с головой невесомой полупрозрачной фатой, торопливо сброшенной на пол шатра в самом начале ночи, и поднялся на ноги, подбирая собственную разбросанную одежду. Ему пора было уходить.
Нет, он не держал зла на Лилит. Ни за настойчивое желание напоить вином правоверного, ни за глупую уверенность, что после ночи любви Назир настолько потеряет бдительность, что позволит себя зачаровать. Или ударить кинжалом. Ему был хорошо известен такой тип женщин — смертоносных и опасных по своей природе, как самки богомола, — ночи с которыми воистину могли превратить схватку любовную в схватку смертельную. Это даже было интересно — настоящий вызов для его навыков ассасина. Главной ошибкой Лилит стала попытка зачаровать Робина и заставить его плясать под дудку уже мертвого колдуна. Поэтому Назир и пришел сюда к ней — в шатер под сенью леса, — занялся с ней любовью и отправил к хозяину точным ударом кинжала в сердце. Потому что мертвое должно оставаться мертвым, и никто не смеет угрожать тому, кому Назир поклялся в верности.
Во имя Аллаха Милостивого Милосердного.

Название: С любовью, Робин
Фандом: Robin of Sherwood
Размер: мини, 1305 слов
Пейринг/Персонажи: Гай Гизборн/Робин Локсли
Категория: слэш
Жанр: пропущенная сцена, юмор, ~~суровый~~ флафф, ER
Рейтинг: R
Предупреждения: тиклинг
Краткое содержание: Гай получает… эээ… необычную валентинку
Примечание: автор вдохновлялся летним командным мини «Теория и практика» и м/ф «Трое из Простоквашино». Спойлер

Шервудская валентинка

Этот февральский день казался особенно мерзким: вместо нормального снега с неба уныло сеялось непонятное льдистое крошево, таявшее, не долетая до промерзлой земли — и словно покрывающее все вокруг слоем стекла. Люди и лошади скользили и спотыкались на каждом шагу, рискуя переломать ноги, поэтому Гаю пришлось отменить запланированный рейд по окрестностям Ноттингема — с целью поимки шайки Робина Гуда (официальная версия для шерифа), или хотя бы только главаря шервудских аутло (мерзавец посмел пропустить второе свидание подряд, и Гай был несколько зол). Немного послонявшись по двору замка — надо же проследить, чтобы слуги как следует посыпали каменные плиты песком! — Гай проверил караулы, раздал дежурные подзатыльники провинившимся подчиненным, рявкнул для острастки на парочку слуг (чтобы не расслаблялись, дармоеды!) и с чувством выполненного долга отправился к себе. Там его ждал наконец-то растопленный камин и бочонок бургундского из запасов шерифа — дорогое начальство еще вчера задержалось в аббатстве у своего братца и не могло испортить помощнику неожиданный отдых.
Однако без сюрпризов не обошлось. Несмотря на жар от весело потрескивающего пламени в камине, в комнате почему-то было прохладно. Оглядевшись внимательнее, Гай заметил неплотно прикрытый ставень, а подойдя к окну, чтобы его закрыть — грязные следы на подоконнике. Он от души выругался и кинулся проверять драгоценный бочонок — тот оказался цел и невредим — и на радостях немедленно почат. Немного успокоившись, Гай решил все-таки проверить, не пропало ли что из вещей: ничего особо ценного у него, конечно, не было, но все равно неприятно, когда у тебя что-нибудь утащит из любви к искусству одна наглая саксонская зеленоглазая морда — а больше и некому. Пропаж не оказалось, даже наоборот: под подушкой обнаружился плоский сверток. Гай пару раз ткнул пальцем в него пальцем — мягко! — и осторожно развернул не первой свежести холстину.
Перед ним лежал сложенный пополам кусок толстого пергамента, неаккуратно обрезанный в форме сердца и кое-как размалеванный красной краской. Гай немедленно вспомнил, как третьего дня на пороге приемной шерифа бился в истерике глава цеха красильщиков, жалуясь на пропажу мешочка настоящей индийской кошенили — и на свое неминуемое разорение. Беднягу с трудом удалось успокоить и выпроводить восвояси, а список вопросов, которые хотелось поскорее задать ненаглядному Робину, мать его, Локсли, пополнился еще одним пунктом. Который теперь, кажется, можно и вычеркнуть. Гай тяжело вздохнул и осторожно, стараясь не испачкаться, развернул пергамент и уставился на испещренные неровными строчками половинки «сердца».

«Дарагой Гай Прасти что нипришол был занет Атец прасил помочь в адном деле но я низабыл какой сиводня день и приготовил сурприз Он перидает тибе привет кстате Жду тибя вечером после третей стражы на нашем месте Папробуем картинки 25 37 и 91 из папинова свитка как ты давно хател Ой прасти дапишу поже С любовью Робин».

Гай невольно протер глаза, но кошмарное послание никуда не делось, вызывая противоречивое желание одновременно умилиться и побиться головой о стену. Нелегкая наука письма давалась Робину с трудом: если начертания букв он кое-как освоил, то грамматика оставалась для него темным лесом почище Шервудского, а знаки препинания — ненужной роскошью. Но было заметно, что он очень старался, и Гай не смог эти старания не оценить: так и быть, и картинки попробуем, и воспитательных подзатыльников кое-кто получит только парочку — нечего в такую погоду средь бела дня по замку лазить! Гай предвкушающе улыбнулся, подумав об ожидающем его приятном вечере, плавно переходящем в не менее приятную ночь, и продолжил читать:

«Нихуя себе новости, Гизборн! Так значит вы с Робином уже давно по кустам ебётесь, а старый рогатый пидор вам еще и помогает? Ну совет да любовь, только ты не думай, пиздить тебя мы все равно будем, только не до смерти, а то Робин растроится. Бывай здоров, падла норманская, с блядским праздничком тебя!»

Гай протер глаза еще раз. Почерк был другим, а манера выражаться — до боли знакомой. Скарлет? Чего это бывший наемник позволяет себе влезать в переписку своего предводителя? Гай залпом осушил еще кубок бургундского, помянул вслух груди девы Марии и противоестественные отношения парочки святых и вернулся к чтению пергамента уже с некоторой опаской:

«Ты эта Гизборн не серчай на Уилла, он от неожиданости ругался, не со зла. Мы значитца все понимаем, рады за вас с Робином, а бить если будем так шобы твои вояки не о чем не догадались, для видимости тока. Ну удачи вам сёдня и с праздником!»

А этой частью послания, судя по всему, его осчастливил Маленький Джон. Гай потряс головой, с ужасом представив, как здоровенный разбойник стоит над импровизированной постелью в «их месте», сжимая в огромной лапище свечку и благожелательно ухмыляясь в бороду, и ему резко расхотелось куда-либо сегодня идти. Трусость, конечно, недостойная рыцаря, поэтому Гай, отхлебнув для храбрости прямо из бочонка, поклялся сам себе явиться на свидание вовремя, невзирая на погоду и замыслы робиновой шайки. На крайний случай, с мечом он обращаться еще не разучился, а Робин наверняка сам приструнит зарвавшихся подельников — в собственных же интересах.
На следующем листе красовалась не запись, а корявый рисунок. Изображенное на нем патлатое страховидло обнимало одной рукой (больше напоминающей грабли) непонятное существо с остроконечной головой, цепляясь другой за заостренную палку. Эта композиция располагалась на фоне неправильного многоугольника, в котором при наличии воображения можно было разглядеть всё то же сердце. Чуть ниже каллиграфическим почерком профессионального писца было выведено:

«Сын мой, надеюсь, ты помнишь строки из Священного Писания о блаженности нищих духом и простишь несовершенство рисунка Мача, ибо отрок старался от чистого сердца. От себя позволю добавить, что Бог есть Любовь, ergo, любое ее проявление угодно Ему. Посему благословляю вас с Робином не только на сегодняшний вечер, но и на дальнейшие ваши встречи. ~~Плодитесь и размнож~~ тьфу ты, не то! Благослови вас Создатель и ныне, и присно и во веки веков, amen!»

Гай дочитал послание до конца, сложил пергамент как было и накрыл холстиной — ворованная кошениль слишком пачкалась, не хватало только удивленных и подозрительных взглядов замковой прислуги. В животе плескалось полбочонка отличного вина, в голове приятно шумело и шустрыми мышками шмыгали всякие мысли. Например, что сегодня вечером, кроме воплощения в жизнь картинок из китайского свитка Хэрна, неплохо бы связать обнаженного Робина и погладить его гусиным пером в особо чувствительных местечках: вдоль шеи, слегка задержавшись на дергающемся кадыке; потом по груди, уделив особое внимание соскам; по поджимающемуся животу — до самого паха. А там вплотную заняться напряженным членом: пощекотать отверстие на головке, обвести каждую венку на стволе, скользнуть на мошонку и нежную полоску кожи под ней… Можно, кстати, проделать все это не пером, а, например, лоскутком коротковорсового меха — вроде кроличьего… А Робин в это время будет извиваться не хуже змеи, громко сквернословить — и умолять о большем. А получит это большее только после того, как поклянется не рисковать своей глупой башкой, влезая в комнату Гая по обледенелой замковой стене. И будет скромнее в выборе объектов грабежа: какого, спрашивается, нужно было брать для своих художеств именно кошениль, когда вполне было достаточно подмаренника? И лучше следить за своими беспардонными головорезами — а то действительно припрутся за своим главарем на свидание и будут вырывать друг у друга свечку! И… Кстати, о свечках: говорят, свечной воск, капающий на человеческую кожу, дарит просто невероятные ощущения… Робину явно понравится…
Гай мечтательно улыбнулся, допил бургундское из кубка и с сожалением отставил полупустой бочонок. Пожалуй, до вечера хватит с него выпивки. До места свидания еще нужно добраться без последствий — по такой мерзкой погоде. Да и чтобы проделать с Робином все задуманное, необходима ясная голова… ну, и чарка-другая зелья, любезно предоставленная Хэрном — забористые напитки гонит этот лесной дьявол! Гай с удовольствием растянулся на кровати, не снимая сапог, и опять взял в руки прикрытое холстиной пергаментное «сердце». Все-таки приятно, что Робин запомнил его рассказ о святом Валентине (особенно — ту версию, не вошедшую в церковный канон, о благословляемых святым влюбленных солдатах), и озаботился традиционным любовным посланием для Гая. Который готов простить и ошибки в словах, и дурацкие приписки от других разбойников — и то, что эти мерзавцы узнали об их с Робином отношениях, — за несколько кривых строчек в самом конце:

«Гай я вирнулся Прасти ребята нихатели обидить и больше нибудут даже Скарлет Я нибуду вычоркивать ладна? Я савсем забыл тибе сказать сиводня день светого валентина паэтому в этот день я хачу сказать тибе как он Я ТИБЯ ЛЮБЛЮ Вечером пакажу как имено С любовью Робин».

URL